Андрей ОКУЛОВ
Берлин.
КРЫЛАТИК
День выдался пасмурный. Поначалу подумалось, что зря я выбрался на барахолку. Ту самую, что на набережной Майна, возле знаменитого моста.
Стенды торговцев стояли возле ограды. Продавцы всякой всячины дрожали от холода, но не уходили. Один индеец из Эквадора пытался всучить мне свитер из шерсти ламы.
Свитер я не купил, но перевел подошедшему новому русскому слова продавца. Заодно рассказал тому про Эквадор и лам. Тот с радостью купил два свитера. Индеец остался доволен, и поблагодарил меня за рекламу. Это у меня получается, только вот зачем я помог ему с продажей свитеров? Не знаю, а почему нет? Соотечественник тоже остался доволен, но выпить с ним я отказался, сославшись на занятость.
В этот день я не купил ничего. По закону подлости дождь прекратился, как только я доехал до Рёдельхайма. Так назывался район Франкфурта-на-Майне, где я жил. Хороший район, зеленый. Название происходит от франка Родило, чье поместье здесь стояло в раннем средневековье.
Дом мой был неподалеку от речки Нидда, куда мы с друзьями часто ходили гулять. Квартиру я в нем снимал, что съедало больше половины зарплаты.
Я долго думал о том, чтобы сделать себе разрешение на рыбную ловлю, которую люблю с детства. Выходил бы утречком на речку и… И что? Ловил бы пахнущую нефтью рыбу, которую и чистить-то страшно. В итоге я на это дело так и не пошел. Оставалось лишь гулять по парку, выходить на берег, смотреть на луну и поворачивать к дому.
Балкон моей квартиры выходил на тихую улицу, машины по ней ездили редко. Да и сам я на балконе появлялся нечасто. Как-то раз вышел и увидел, что на плитке, покрывавшей пол, уже мох растет. Вот оно, запустение. Причем исключительно по моей вине.
Я прочел, что в средние века, во время очередной войны между германскими княжествами, в речке Нидда утонули семеро солдат из армии княжества Брауншвейг. Должно быть, речка эта с тех пор сильно обмелела, поскольку сейчас в ней и коза бы утонуть не сумела. Нидду было несложно вброд перейти. А вернее всего, хронисты средневековые наврали безбожно, или вражеские солдаты утонули в этой речке по великой пьяни.
Я лежал на кровати и читал. Отвлекшись от книги, поднял глаза к окну. Черная рука за оконным стеклом мрачно грозила мне указательным пальцем. Я вздрогнул, вспоминая, за что мне могли грозить. И тут же понял, что это листья растения, стоящего в горшке на балконе, складываются в причудливую фигуру. Хорошо, что рука по только чудилась.
Я вышел на кухню и поставил чайник. С чашкой чая вернулся в комнату. Тут мне показалось, будто за окном беззвучно взметнулись два огромных крыла.
Так. Растения крыльями не машут. Что же это было на этот раз?
Я осторожно поставил чашку на стол. Вроде, ничего. Я отхлебнул из чашки и чуть не подавился: в окно на меня смотрели два огромных желтых глаза.
Поначалу я боялся пошевелиться. Но потом заметил вокруг этих глаз меховую опушку. Значит, не человек. Я медленно поднялся. Два глаза переместились. Я подошел к окну. Легкий взмах огромных крыльев, и все исчезло. Совершенно бесшумно.
Кто это был и что ему понадобилось на моем балконе? Вопрос риторический и довольно глупый. У квартирной хозяйки ведь не спросишь: старуха она вредная, наверняка обвинит в чем-нибудь меня. Ладно, позже разберемся…
Время было сложное и непонятное. Журнал наш переезжал в Россию, а я пока сидел на безработице. Денег вечно не хватало, но это для меня новостью не было. Рассылал предложения о работе повсюду. Реагировали слабо.
Возвращаясь с одного из собеседований, я вдруг вспомнил про два желтых глаза в окне. Ведь кроме меха, над ними было что-то вроде бровей. Но в тот момент моя голова была занята другим. Как жить дальше? Все вокруг было временным и зыбким. И этот город, и эта страна, и эта речка, и ночной гость на балконе.
Когда-то в этом старинном парке стоял замок. Я видел его изображение в книге. Он строился, перестраивался, пока бомбы союзников не разрушили его окончательно в конце войны. Мне стало его отчасти жаль, и я слепил его барельеф из глины. Обжег в надлежащем магазине, покрыв глазурью, и подарил приятелю. Пусть хоть какая-то память о нем останется, потому что сегодня о замке не напоминало ровно ничего.
Я прошел через парк и свернул в обратную от моего дома сторону. Возле современных домов находился странный такой сквер. Точнее, поляна или газон. А еще точнее, старинное еврейское кладбище.
Темные, огромные замшелые плиты с древними письменами, стоящие в раскорячку по отношению друг к другу. Иврита я не знал, так что прочесть ничего не мог. Кладбище окружал забор из проволочной сетки, траву периодически стригли, значит ключ у кого-то был. Но для посторонних вход был закрыт.
Я еще раз убедился в этом, обойдя всю территорию по периметру. Интересно, в каком веке кладбище заложили? Во Франкфурте была древняя еврейская община. Даже сам язык идиш — это местный средневековый диалект. Могильные плиты древние. Кто здесь похоронен? Даже маленькая тайна всегда привлекательнее самой шикарной обыденности.
Пока ищешь что-нибудь, о времени забываешь. Пока я бродил вокруг старого кладбища, вечер наступил незаметно. На улицах зажглись фонари, но я заметил, что могильные плиты уже освещает совсем другой свет. Луна была бледная, но при ее свете на фоне темного газона плиты стали ярче.
Огромная птица просто вынырнула из темноты и опустилась на один из камней, вцепившись в него когтями. Она чинно сидела на памятнике и смотрела на меня огромными желтыми глазами. Я боялся пошевелиться, но все же тихонько прошептал:
— Да ты филин…
Птица наклонила голову, и я услышал тихий, как шелест листвы, голос.
— Зови меня Крылатик. Именно так меня назвал когда-то старый Мендель. Это его могила, я сюда в лунные ночи прилетаю.
Я понял, что яркая луна может серьезно отразиться на неустойчивой психике. Особенно на средневековом еврейском кладбище, в компании с говорящим филином. Я взялся обеими руками за решетку ограды и проговорил несмело:
— Но ты же филин. Разве они могут говорить? И кто такой Мендель?
Филин смотрел на меня своими огромными, будто удивленными глазами.
— Уху! Уху! — раздалось в темноте.
Потом он тихонько прошелестел:
— Вот так мы разговариваем. Обычно. А с тобой я общаюсь. Этому меня научил Мендель. Он был знаменитый алхимик и знаток Каббалы. Среди его колб и реторт я и вырос. Он страшно ругался, когда я своими когтями сбрасывал какую-нибудь колбу со стола…
В свете луны его оперение казалось желтым с черными крапинками. Черные уши-брови, которые не были ни ушами, ни бровями. Крылатик неожиданно замер, прервав свое необычное общение со мной.
Он напряженно глядел в дальний конец кладбища, потом бесшумно сорвался с могильной плиты и упал куда-то в темноту. Мне показалось, что я услышал чей-то сдавленный писк. Через мгновение он также бесшумно вернулся назад с мертвой мышью в клюве.
— Ловко это у тебя получается!
Он перехватил мышь когтистой лапой.
— Менделя навестил, теперь и о семье подумать надо. У меня старуха на яйцах сидит, еду надо подбросить. А мышей и кроликов здесь хватает.
— Понятно. Крылатик, как я тебя снова найду?
— Никак. Будет нужно, я сам прилечу. Пока!
Он перехватил дохлую мышь клювом, после чего моментально исчез в ночном небе.
Зажглись окна соседних домов, сделав свет луны совершенно излишним. Постояв минуту, я побрел к дому, пытаясь переварить увиденное.
Говорящий филин, которого обучил старый каббалист Мендель. Интересно, чему он его еще научил и зачем?
На низеньком столбике у соседнего дома сидела черная кошка. Я остановился. Кошка не испугалась, а когда я ее погладил, звучно замурлыкала. Никаких чудес не произошло. Наверное, для оной ночи их было уже достаточно. Если бы я рассказал знакомым про Крылатика, они бы точно посоветовали мне бросить пить. А может, уехать из Франкфурта.
На следующий день я пошел в наше издательство, в котором уже работало полтора человека: остальные или уехали в Москву, или разъехались по другим странам. Закрывалась наша лавочка потихоньку. Грустно, но логично. Хорошо, что энциклопедию не увезли. Оставшиеся сотрудники удивлялись: почему это меня вдруг заинтересовала Каббала?! Хотя мало ли какой ерундой я интересовался.
У меня не шли из головы слова филина. Многого я не узнал, но нашел, что хотел. Еще не факт, что Крылатик снова захочет меня увидеть.
Жизнь во Франкфурте тянулась своим чередом. В полнолуние я не раз приходил к старинному еврейскому кладбищу, но филин не прилетал. Но у меня и других дел хватало.
На другой стороне парка, недалеко от плотины с маленьким водопадом, стоял чайный домик Гете.
Великий немецкий поэт родился во Франкфурте, а в этом домике он написал "Страдания юного Вертера". Если этого не знать, то эта развалюха, стоящая неподалеку от мутного водопадика, представляла не больше интереса, чем нудная книжка, которой когда-то зачитывался Наполеон. Наверное, великому императору Франции была близка тема ущербности человека, которого отвергает общество: сказывался комплекс корсиканского провинциала.
Но сколько ни броди по старинному парку, ни ближние, ни глобальные задачи от этого не решаться. Несколько раз, на ночь глядя, я заглядывал на старинное еврейское кладбище. Там тоже ничего не изменилось, но Крылатик здесь больше не появлялся. Справки навести было негде: внимательно выслушать меня могли только психиатры. Только вот в мои планы это не входило. Филин предупреждал, что сам меня найдет, но делать этого не спешил.
Мои друзья потихоньку разъезжались в разные стороны. Я тоже обдумывал различные варианты.
Однажды вечером я выглянул из окна: луна была будто нарисована мелом на черном картоне. Погода тоже располагала, и я решил прогуляться на Нидду, увидеться с моим старым приятелем Димой. Он жил в Рёдельхайме, на другой стороне железной дороги. Мы вычислили точку, находившуюся ровно на полдороге между нашими домами, и сделали ее условленным местом встреч летними вечерами. Это был небольшой деревянный мост, который мы в шутку окрестили "Мост Глинике", в честь знаменитого пункта обмена шпионами во время холодной войны. Менять нам было нечего, мы просто приносили с собой по баночке пива, распивали их на мосту и шли каждый в свою сторону. Традиция была невредной и не дорогостоящей.
Я позвонил Диме, мы договорились о встрече, я оделся и вышел в парк. Начало лета, воздух был замечательный. Летучие мыши периодически бесшумно пролетали над тропинками, тихо зудели цикады. Местные жители любят жаловаться на загрязненность, а приезжие москвичи говорили, что воздух во Франкфурте — словно курортный!
Дима ждал меня на мосту. Он был в светлой рубашке и рабочих джинсах, пил пиво из банки и часто поправлял очки. Пиво было самым дешевым в Германии, но на банке было гордо написано: "Идеал для дома и путешествий" С тех пор мы его называли просто "Идеал". Он очень любил дешевые продукты. Один раз он удивил меня, купив картонную упаковку вина, на которой было безыскусно написано: "Винная смесь из разных стран Европейского сообщества". Настоящая реклама экономии. Но, представив себе огромную бочку, куда сливают винные помои разные страны, попробовать эту смесь я не рискнул.
— Привет! Как твои успехи в туристическом бизнесе?
— Привет. Я еще учусь, а вот твоя горе-фирма уже прогорела…
Он был прав. Получив двадцать тысяч марок от моей матери, мой компаньон прогорел на других своих гешефтах и сделал вид, что меня не знает. Ведь расписок никаких не было. Он предпочел просто смыться куда-то, не выезжая из города: понимал, что уши я ему резать не стану, а денег с него все равно не получишь.
— Дима, ты бывал на старинном еврейском кладбище?
Дима удивленно поправил очки.
— Туда ведь никого не пускают. Делать мне там нечего, а иврита я не знаю.
Если рассказать ему про филина, он наверняка будет приходить туда каждый вечер, поскольку это дешевле похода в зоопарк. А когда филин не прилетит, он обвинит меня в дезинформации. Ни к чему.
— Таинственно там. Загадочно.
Дима криво улыбнулся.
— Пьяная ворона вымазалась манной кашей, подходит к зеркалу и говорит томным голосом: «Вот такая я… ЗАГАДОЧНАЯ!»
— Слыхал. Старый анекдот.
Мы поговорили еще минут пятнадцать.
Некоторое время назад я записал с российского телевидения клип песни "За пивом". Немцы в нем были показаны достаточно издевательски, но довольно точно. Я прокрутил эту кассету Диме. После этого он приезжал в клуб почти каждый день, чтобы по нескольку раз прослушать эту песню.
— Понимаешь, в конторе, где я сейчас прохожу практику, работают люди, похожие на персонажей этого клипа как две капли воды. Послушать эту песенку и посмеяться — для меня сейчас это единственная радость!
Да, юмор спасал его часто.
Мы попрощались и разошлись в разные стороны. Я пошел к дому по берегу Нидды. По дороге попалась скамейка, стоявшая у самой воды, под деревом. Мне показалось, что выкурить сигаретку при свете луны, сидя на скамейке, грех небольшой. Речушка эта медленная, луна в ней отражалась красиво.
— Привет!
Голос был негромкий и знакомый.
— Привет, Крылатик! Я был на еврейском кладбище несколько раз, но ты туда больше не прилетаешь.
Филин сидел на дереве, в двух метрах от скамейки. Прилетел он, как всегда, бесшумно, явно уже после того, как я закурил.
— Верно. В соседние дома много новых жильцов въехало. Они свет всю ночь жгут, а окна на кладбище выходят. Мы этого не любим. Не знаю, когда старого Менделя снова навестить смогу.
В свете луны я мог рассмотреть его целиком. Удивляло, как его крупное туловище не ломало ветку, на которой Крылатик расположился. Рыжевато-коричневый, пестрый, с бровями вразлет. Я набрался смелости:
— Не знаю чем там твой знакомый Мендель занимался, но каббализм давно признан лжеучением. Равно как и алхимия. Тогда как же ты говорить научился? Да еще про свое долголетие рассказываешь. Неувязка тут.
Я сильно рисковал. Даже человек, которого ловят на таком крупном вранье, может съездить по уху. А у филина когти были будь здоров.
Но Крылатик не обиделся. Просто мне показалось, что он горестно вздохнул.
— Так оно и есть. Он меня еще совенком подобрал. Выходил, выкормил. И без конца всякими чудодейственными травами кормил. Какими — не спрашивай, он и сам давно позабыл. И при этом читал разные заклинания. В результате философский камень он не нашел, каббализм оказался лжеучением, а вот я заговорил! Менделю это не пригодилось. Поняв, что всю жизнь он занимался ерундой, он дня два жег свои бумаги. Потом кочергой разбил все колбы и реторты.
— Уху! Уху! — горестно прокричал Крылатик и продолжил: — А потом слег и вскоре помер. Я стараюсь летать к нему на могилку регулярно.
История была грустной. Чтобы сменить тему, я спросил:
— А сейчас ты где живешь? Что-то я раньше сов во Франкфурте не встречал.
Он молча посмотрел на меня своими огромными желтыми глазами.
— Если я тебе расскажу, то ты или не поверишь, или информация будет ненужной. Я собираюсь переселяться.
Я пожал плечами.
— Все мы когда-нибудь переселимся. Мне просто интересно, где может жить во Франкфурте такая необычная птица?
Он склонил свою огромную голову набок, будто раздумывая.
— Необычная? Пожалуй. Но это не моя вина, это вы, люди, что-то опять искали, экспериментировали. А я всего лишь жертва людских исканий. Думаешь, мне легко все понимать и жить, когда уже никакой мочи нету?! Я уже потерял счет своим подругам, которые мне птенцов высиживали. А потом я должен был переживать не только смерть своих жен, но и своих детей! И все из-за любопытства старого Менделя…
Казалось, что из его огромных глаз сейчас покатятся слезы. Он повернулся в сторону города и закричал:
— Уху! Уху!
Его крик потонул в гуле далеких автомобилей. Мне стало его жаль. Чтобы хоть как-то взбодрить его, я снова попытался сменить тему и хоть как-то взбодрить Крылатика.
— В сказках филин — это символ мудрости. Ты ощущаешь себя мудрым?
Он переминался с лапы на лапу.
— Пожалуй. Я все знаю. Думаешь, мне это помогло?!
Я затушил окурок о край скамейки. Со стороны филина такое утверждение звучало нагловато.
— Крылатик, все знает только Бог. Ты не преувеличиваешь?
Филин и на этот раз не обиделся.
— Я знаю все, что мне нужно знать. А то, что мне не нужно, мне и знать ни к чему.
Логика у сов странная.
— Тогда какими травами тебя кормил Мендель, что достиг бессмертия для отдельно взятого филина? Ты же все знаешь, по твоим словам. А мне это знание могло бы пригодиться.
На этот раз его крик походил на смех.
— Тебе нужно, тебе и искать. А мне ни к чему. Да и кто тебе сказал, что я бессмертный? Просто живу долго. Менделю это открытие не помогло. Он и меня-то случайно долгожителем сделал. А на какой срок — не сказал, помер бедняга. Да и ты не филин. Ты спрашивал, где я живу?
Речка медленно катилась куда-то. Луна светила ярко и навязчиво. Вдалеке шумели автомобили. Людей вокруг не было, иначе какой-нибудь удивленный немец давно уже позвонил бы в скорую: какой-то мужик сидит на скамейке и с филином разговаривает!
Крылатик расправил крылья и важно пророкотал:
— Живу я на Эшенхаймской башне. С видом на знамениты флюгер. Тот самый, в котором средневековый браконьер девятью пулями выбил цифру 9. На память о том, что 9 ночей, пока он в башне суда ожидал казни, этот флюгер ему спать не давал. Это было его последнее желание, его ведь к повешению приговорили. Но суд был настолько поражен его меткостью, что помиловал проходимца. Его самого я не знал, мне Мендель рассказывал. Там наверху много башенок.
— Да, я видел…
— Так вот, в одной из них — мое гнездо. Уже трое птенцов появились. Мы со старухой им еду носим. Скоро моя очередь им мышей таскать, а то заболтался я сегодня. Но это редко, меня ведь не каждый понимает.
Я поднялся со скамейки.
— Польщен. Но как ты можешь жить на башне в центре Франкфурта?! Там ведь всегда шумно.
Крылатик вздохнул.
— Ты прав. Да еще и постоянное освещение слепит. Вот птенцы подрастут и переселюсь.
— Жаль. Как же ты к Менделю на могилку будешь летать? Да и мне будет скучно без такого соседа.
Крылатик уже бесшумно вспорхнул в темноту, но неожиданно вернулся и сел на скамейку, с которой я поднялся.
— Буду искать место потише и потемнее. Пока такие еще есть в Германии. А тебе здесь жить недолго осталось. Тоже переезд предстоит, и надолго. Сейчас просто конец очередного эпизода. Из них состоит вся жизнь, короткая она или длинная. Мы здесь уже оба ни к чему. Не забывай!
Я увидел лишь взмах его огромных крыльев. Как это у него получается?
Крылатик, как показало ближайшее будущее, оказался прав. Наверное, как обычно.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.