С Василием Песковым по реке Битюг

БИТЮГ- РЕКА

Василий ПЕСКОВ

А ТЕПЕРЬ познакомлю вас с моим другом Александром Елецких. Деловой, веселый — 'мертвого из могилы поднимет', доброжелательный, компанейский. Рыбак — с пеленок, может рыбу ловить руками. Баллотировался в Думу, но не прошел. Кормится журналистикой.
Перо бойкое, но фантазия у Сашки границ не знает….

Зла на Александра иметь невозможно – да и не надо

 Родился он на реке, и, зазывая в гости, для плаванья нашего мобилизовал всю родню и даже ее соседей….

При слове Битюг все вспомнят, конечно, лошадь. Уж не потому ль и река называется так? Нет, названия гор, рек, озер никогда не соблазнялись переименовывать. Лошадь битюгом называется потому, что на берегах этой реки царь Петр, привезя из Голландии жеребцов, а из рязанских земель кобылиц, распорядился вывести породу лошадей-тяжеловозов. Их стали называть б и т ю г а м и. Река же по-тюркски: 'большая, широкая' — Битюг. Она была полноводной, когда половцы (полевцы — люди Дикого Поля), а позже ордынцы и крымцы тревожили Русьс юго-востока.
Сейчас степной Битюг скромен и тих. Течет в зарослях тростника, куги и кувшинок — истинная радость для степных поселений. Огромная радость для края, где лето жаркое и сухое!
В первые годы работы в нашей газете разыскал я в этом краю человека, двадцать лет просидевшего дезертиром на чердаке дома вблизи Битюга. Много всего терзало душу Николая Тонких, попавшего в жизненную ловушку. Двадцать лет!.. 'Только ночью спускался он с чердака — походить тихо по огороду, потрогать руками теплые тыквы, понюхать, как пахнут укроп и листья смородины. Тоску особую вызывала река. Она была рядом. Николай слышал летом голоса купавшихся, видел, как к речке с удочками приходили мальчишки. И однажды не выдержал. Перебирая в коробке железные бляхи и пуговицы, обнаружил два рыболовных крючка. Сколько воспоминаний разбудили эти крючки! Закрыв глаза, Николай нажимал пальцем на острие, пока не показалась капелька крови.
Вспоминая, увидел он себя мальчишкой белоголовым и резвым: босой, бежит он с удочкой к Битюгу… В тот день он жадно ждал темноты. Когда хутор Битюг- Матреновка стих, подкрался Николай к лошади на лугу, отрезал ножницами пучок волос из хвоста… Два дня, не спеша, вязал леску, прилаживал крючки, обрубок гвоздя приспособил грузилом, ночью разгреб землю у огорода и ощупью, разминая комья земли, набрал в жестянку червей. Он тщательно готовился к спасительной для души рыбалке. И когда все окутала ночь, тихо пошел к реке… Рыбалка не удалась — не видно было поплавка на воде, да и боялся, что кто-то увидит… Возвращаясь на проклятый чердак и оглядываясь на Битюг, он заплакал. Много дней потом вспоминал он туман над водой, сильный запах какой-то травки, плеск рыбы, качавший на воде звезды. Битюг казался ему самой большой и надежной радостью на земле…'
Это написано было в 1962 году. Я тогда после разговора с несчастным человеком немного проплыл по степной речке среди кувшинок, на которых сидели стрекозы, мимо обрыва, изрытого ласточками-береговушками, мимо мальчишек, таскавших на отмели пескарей, мимо коров, по вымя стоявших в воде, охлаждаясь от июльской жары.
НА ЭТОТ РАЗ решили с другом Сашей проплыть лесным Битюгом. В каком -то месте островки дубов и вязов по берегам начинают густеть и постепенно сливаются в сплошной лес, под сенью которого Битюг сразу становится полноводней, таинственней и значительней.

Цапля взлетает на повороте и летит, набирая высоту, над лесным коридором, отражаясь широкими крыльями в тихой воде. Ужак, торопясь, пересекает реку, и мы можем нагнуться его заснять. В прогалах леса, на зеленых откосах цветет калина. Кусты, как сметаной, облиты. Цветенье калины совпадает с нерестом у линей, и в заводях, заглушив моторы, мы слышим возню этих рыб.
ЛЕСНОЙ кордон со скучным названием Типовой. Но есть на кордоне кое-что не типовое для нынешней жизни — электрический свет, чистые комнаты для гостей, холодильник, баня с деревянной лестницей к Битюгу. Но, главное, в хорошем месте — кострище с перекладиной для котла. Значит, вечером будет уха.
Переправившись в дощатой лодочке-душегубке через Битюг, лихорадочно разматываем удочки. И вот оно — дрожание поплавка и первая добыча величиной с палец — верхоплавка, клюющая почему-то на значительной глубине. Но мы настроены на рыбу серьезную — хотя бы на плотичек в ладонь. Плотва клюет, но не крупная, предпочитая из всех наживок ручейников — червячков, живущих на отмелях в домиках-трубочках…
Плотва, только плотва радует нас в этот вечер. И постепенно мы наполняем ею пластиковый мешочек, прикидывая вместимость котла и скромность нашей добычи.
Неожиданностью стала поимка щуки на червячка. Поплавок моей удочки вдруг косо пошел под воду. Подсекая, я уже чувствовал, что не плотва меня осчастливила. Тяну — щука! Небольшая. Но на ручейника клюнула! Ни я, ни приятель мой Сашка (Елецких) такого не знали.
Но тем рыбалка и хороша, что бывают в ней счастливые неожиданности.
Если б не комары, долго бы мы просидели на 'плотвином месте'. Хотя, правду сказать, обычного для этих мест засилия комаров минувшим летом не наблюдалось. Жара в апреле спровоцировала их раннее появленье, а потом — морозы ('в ведрах вода замерзала' укоротили комариную вольницу. И нас кусали только счастливцы, увидевшие свет после заморозков.
ДЛЯ БОЛЬШОГО котла наш улов был ничтожным. Но откуда-то появились двое веселых людей и вытряхнули из мешка на траву у костра рыбу крупную, разнообразную, добытую явно не удочкой. Эту дань с Битюга брали, как видно, при каждом наезде гостей на кордон.
Для нас с другом Сашкой особый интерес представляла щука килограммов на пять. Всем хотелось с этой добычей сфотографироваться. Щука была еще живая, и ей отчаянно хотелось попасть не в котел, а в прохладный вольный Битюг. Не меньше людей щукой интересовалась хозяйская кошка. Но, привыкшая к мелкой рыбешке, она не знала, что делать с шевелящимся великаном. Мы отошли, давая кошке свободу. Но щука пружиной подпрыгнула, и кошка пулей шмыгнула в сарай.

СЛАВНАЯ получилась уха! Но особенно хорошо было посидеть после нее на облезлом бревне в стороне от костра — увидеть, как всходила над рекою луна и послушать голоса ночи. Их много на лесном Битюге. Где-то справа хором орут лягушки. Дальше их кричат журавли. Дневной голос кукушки сменился зовом коростелей. И где- то рядом завел ночную тихую музыку — рю-рю-рю-рю -козодой. Если прислонить ладони к ушам, слышимость усиливается раза в три. Кажется,где-то рядом сидит певец, умиротворяя все сущее, что обитает в лесу и возле него.

Козодой и в самом деле сидел почти рядом с костром, на суку высокой сосны. Освещенный фонариком, он косо спланировал вниз и в странном вихлянии полетел и скрылся в ночи.

Кричат, исходят страстью два соперника коростеля, а за баней в кустах поет соловей. Поет громко, чеканя звуки. Почтительно молчавший хозяин кордона вдруг встрепенулся: 'Во старается!' — и, смеясь, переложил страстную соловьиную трель на словесную прибаутку: 'Тимох! Тимох! Тимох! Положил Дарью на мох. Дарья: ох! ох!, а Тимох только:тю-тю-тю-тю…'

Повеселившись, уходим в покои кордона и, погоняв комаров полотенцами, ложимся спать. Но заснуть сразу не удается: за баней соловей продолжает азартную, страстную трель: 'Тимох! Тимох!..'
А УТРОМ, подвесив к лодкам моторы, плывем с Сашкой вниз по укрытой лесом реке. Теченье у Битюга тихое.Но кое-где в узких местах оно убыстряется — вода колышет кугу, тростники, покрывает рябью песчаное дно, над которым проносятся косяки рыбок. Бирюзовый зимородок, как лоцман, летит перед лодками, присаживаясь у берега на упругие палочки. Орлан-белохвост, не видимый нам в зеленых кулисах дубов, осин и ольхи, крылатым чудом вылетает из гущи на воздушный простор и, махая огромными крыльями, скрывается за стеной леса, прежде чем успеваем схватиться за фотокамеры.
Берега Битюга во многих местах подмыты. Из земли веревками в воду спускаются корни деревьев. Сами деревья, подмытые половодьями многих весен, перекрывают реку, местами делают ее непролазной. На этот случай мы имеем ножовку, и путь для лодок в этих завалах, напоминающих амазонские дебри, мы сумеем проделать.
Но местами лес от реки отступает. Проплываем бивак косарей. Горит костерок, от которого над водой тянется пелена пахучего синего дыма. Косари в травах, не страшась комаров, раздеты до пояса. Увидев лодки, они подходят перекинуться словом и покурить…
А потом на прогале — пасека ульев на тридцать. Над водой пролетают тяжелогруженые пчелы. Золотистые щурки — охотники до 'мяса с медом' — подстерегают их, сидя на сухом дереве.

Правый берег у Битюга лишь опушен деревами и мелким кустарником. А левый — все время лесной. Местами лес уходит от реки километров на десять, давая приют на озерах и в чащах уткам, цаплям, орлам. Гнездятся тут в малодоступных крепях даже лебеди, гуси и журавли. Есть и крупная живность — олени, лоси, косули, кабаны, куницы, лисы и волки. (Есть на реке название Волчьи ворота, где из леса в степь и обратно звери делают переходы.)

Столица лесного Битюга — город Бобров — названьем своим красноречиво свидетельствует: когда-то тут было обилие древогрызов с дорогим мехом.
БИТЮГ — река пограничная между лесостепью и степью. После изгнанья с Руси ордынцев Битюг оказался безлюдным. Москва отдавала беспокойное пограничье на откуп добытчикам рыбы, пушнины и дикого меда. На 'ловах', 'бобровых гонах' и 'бортных ухожаях' охотники-арендаторы собирали добычу обильную и доходную, постоянно, конечно, рискуя быть ограбленными. Дошла до нас запись (1624 г.) об ограблении казаками с Дона некоего Григория Побежимова. Было отнято у охотника: '103 сазана, 10 возов щуки, лещей и другой рыбы, 25 куниц, 25 лисиц и 40 рублей денег'. (Арендная плата откупщика казне составляла 30 рублей.)
В бобровском музее нам рассказали много всего интересного, происходившего на берегах Битюга. Петр I, например, желая уберечь для корабельного дела лес от порубок, поступил просто: в одночасье сселил с побережья реки 1515 дворов. Постройки были сожжены, а шесть тысяч человек выселены в другие места. Нет людей — нет и порубщиков. Единоличный властитель почти всегда — деспотичен…
Рассказали музейщики и о том, как создавался в этих местах знаменитый Хреновской конный завод, как сажался поныне славный Хреновской бор и создавалось первое в России лесное училище. Рассказали, как приезжали на Битюг царь Александр, Чехов, Толстой, написавший прекрасный рассказ о лошади Холстомере.
Основал конный завод граф Орлов, купивший за баснословные для его времен деньги (60 000 рублей!) арабскую лошадь Сметанку. Драгоценного коня, боясь загубить перевозкой на корабле, вели пешком в сопровождении стражи через Турцию, Венгрию, Польшу…

Умелой селекцией, взяв за основу чистопородные качества Сметанки, граф вывел новую породу прославленной на весь мир лошади — орловского рысака…

Жалко, не все можно тут уместить из рассказанного в музее. О самих музейщиках надо сказать: в провинциальных городках этих людей надо почитать как святых. За крошечную зарплату, а часто и без нее они берегут историю своего края, гордясь ею, и готовы делиться знаниями своих сокровищ со всеми, кто к ним заглянет.

ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ мы плыли по Битюгу до мест, где лес слева не отступил, а справа от реки поднимались высокие степные овражистые откосы в отметинах нор переселенных сюда недавно сурков.

Радостным было плаванье. Но, остановившись около рыболовов вблизи Боброва, услышали то, что услышишь сегодня везде. Оттого, что промышленность замерла и почти совершенно зачахло животноводство, вода в реках везде стала чище. И везде следовало бы ожидать прибавления рыбы. Но прибавления нет. То, что рыбу повсюду ловят безкакого-либо контроля,— лишь половина беды, с которой нынче бороться немыслимо трудно. Другая беда — 'электроудочки'. Эта браконьерская, преступно-разбойная снасть является изнанкой нынешней цивилизации. Ночью к реке подъезжает машина, в лодку спускают аккумуляторы и сильным импульсным разрядом электричества убивают или калечат рыб и все живое вплоть до пиявок и комариных личинок. Не погибшая, вырвавшаяся из смертельного пространства рыба уже не способна давать потомство. Мои друзья из Боброва, работающие на телерадиостанции (Игорь Елецких и его коллеги) и знающие, как действует эта убийственная 'снасть', сказали, что, если не принять меры, через пять — семь лет в реке не останется даже лягушек. Как с этим бороться? Взять браконьера трудно — кто решится подойти к нему ночью? К тому же в последний момент он сбросит аккумуляторы в воду — докажи, что он браконьер. И судьи дела о преступных деяниях на реке к производству не принимают:
'Людей убивают несчетно, а вы тут с рыбой!'
'За последние годы рыбы в Битюге стало втрое меньше, чем было. Виною тому — сплошные заборы из сетей в устье реки у Дона. (С этим можно еще побороться.) А 'электроудочка – сделала Битюг еще скучней и мертвенней…

В Песков.

ПСС. Издательство «Дрофа»