Отшельник с Острова Любви — 1

ОТШЕЛЬНИК С ОСТРОВА ЛЮБВИ- 1

«Таежный тупик» в центре Черноземья?!

 

Маленькая точка на карте Черноземья — поселок с загадочным названием Кшень Богатая курская земля, где всего вперемежку: громадной любви и непроходимой зависти, большого участия и равнодушия, от которого — хоть волком вой. Местные краеведы объясняют название райцентра по-разному. Многие склоняются к славянской версии.

Мол, Кшень от слова «кишень» — карман, кошелек. Правда, для псковитянина или тверского жителя это слово имело другое значение — брюхо, желудок…

Действительно, здесь, как в туго набитом кошельке, хватает еще народного богатства: творцов-самородков. В местном Центре Славянской Культуры мне дали список членов клуба творческих людей «Вдохновение». Художников, поэтов, скульпторов, артистов и певцов в маленьком райцентре насчитывается около полусотни. Как пояснил мне В.Н. Белых (он здесь «главный по культуре»): «Пока в Москве все больше вытворяют, мы предпочитаем творить…»

 

Кусочек тайги на курской земле

Это место кшенцы упорно именуют Островом Любви. Когда весной речка Кшень разливается, соединяясь с Грайворонкой , то на несколько недель эта возвышенность у реки — настоящий остров, где встречаются влюбленные, на лодках и плотах устремляясь в сень деревьев, в тишину заповедную, отгороженную от поселка рекой и разливом… Остров небольшой, но есть на нем дом отшельника. О здешнем «Робинзоне» ходят легенды. Мол, угрюмо проживает в ветхом домике без фундамента вместе с злющим псом Загадаем и чуть ли не колдует. Немногие куряне знают имя отшельника. Еще меньше народу осведомлено, что «островитянин» — художник. Причем — настоящий. Его работы выставлялись в Охотном Ряду. Москвичи любовались прекрасными картинами отшельника. А вскоре вышел набор художественных почтовых открыток «Судьба моя вся Богом дана» — 16 открыток, 16 прекрасных полотен Петра Романовича Сырцова…

И вот я иду заливным лугом к дому отшельника с Острова Любви. Хозяин, который долго жил среди тайги, воссоздал и здесь своими руками таежный уголок — привозил из питомников в мешках саженцы лиственницы, сосны. Здесь ели и осинки мирно уживаются с посажеными хозяином и природой яблоньками и грушами.

Иду мимо зарослей бузины, мимо склонившегося к реке лозняка по еле заметной тропинке. Дрозд-рябинник прыгает и орет впереди, заполошно оповещая Загадая, который уже зашелся лаем и рвется с привязи. Корявая, длинная изгородь словно отторгает внешний, докучливый мир от «таежного тупика» в центре России. Кажется, намертво прикручена проволокой калитка в ограде — пришлось повозиться, прежде чем вошел в замкнутое пространство, где все носит печать загадочности и уединения… Пахнет смолой и зреющими яблоками. Взору открывается приземистый, вросший в траву домик, ухоженные огородные гряды, задыхающийся от злобы Загадай…

 

Таежный быт

Отгородившись от внешнего мира изгородью, рукотворной тайгой и преданным Загадаем, Сырцов вдохновенно работает . Я застал его сидящим за мольбертом — недавно закончив цикл саянских пейзажей, сейчас он пишет свою «пушкиниану». Кстати, 5 картин «отшельника» демонстрируются в Москве, в музее Пушкина…

Петр Романович гостей принимает охотно, правда, не всех. Кто приглянется — все расскажет и покажет. Но чаще, как уверяют кшенцы, Сырцов к посетителям неприветлив — он научен жизнью, в его судьбе было больше, к сожалению, горьких лет.

Он не сломался, хотя общество упорно отчуждалось от него, не принимая его преданность и патриотизм. Последнее понятие сейчас искажено. Но именно картины Петра Романовича убеждают — любит человек Россию, именно от этой любви и такие глубокие художественные полотна…

Сам художник родом из местных, кшенских краев. Но вместе с отцом вдоль и поперек исходил Алтай, Горную Шорию, бывал в Якутии. Память цепко сохранила чудесные картины, позже воплотившиеся в сотнях выставочных полотен.

Здешний «таежный быт» он создал сам. В свои семьдесят восемь фронтовик Сырцов выглядит очень крепким мужиком:

-Бывает, влезут дебоширы. Так я обучен еще с войны. Врежу так — мало не покажется…- он сдавил мою руку хваткой таежного охотника, человека, который даже воду для питья вынужден носить за два километра отсюда…

-Летом еще хорошо. А каково мне зимой? Лезу с ведрами по брюхо в снегу, как лось. Право слово — худо мне зимой. А весна придет — опять испытание, новый экзамен. Избушку я свою на Острове без фундамента в 68 году поставил. В половодье меня затапливает. Вода по окна стоит. Кровать, стулья, а бывает и картины плавают по избе. Как водяной, живу под потолком. Но терплю и не хнычу. Вода уйдет, из «водоплавающих» опять в «земноводные» перехожу, а как припечет — опять за две версты хожу за водой…

Другие скажут: чего мучает себя человек? Ушел бы в дом престарелых на гособеспечение… Так ведь Сырцов — никогда не сдавался. Да и в плен на войне попал из-за того, что слишком горяч был. Раньше-то о тех, кто в плену и штрафбатах бывал, писать запрещали. Клеймо на всю жизнь… А ведь миллионы людей через штрафбаты и лагеря прошли — это сейчас секретные данные открыли и ужаснулись. Но сила инерции велика…

 

Первые ночи войны

Это сейчас мы знаем, что за красивыми словами о войне и героизме терпеливого советского солдата до сих пор припрятывается мрачное и постыдно несправедливое. И что война, начатая воскресным июньским днем 41-го, вовсе не была внезапной и вероломной… Уже за полгода до начала второй мировой десятки наших разведчиков почти ежедневно сигналили в Москву: летом немцы планируют напасть на СССР. Люди рисковали жизнью, многие погибали, доставая секретные сведения, но напрасно: в стране шла другая война, сотни командиров высшего комсостава были безвинно расстреляны. Тысячи, десятки тысяч офицеров по наговорам были уничтожены как раз накануне войны. Армия обескровливалась изнутри, что привело к громадным потерям…

Петр Романович вспоминает первые дни войны:

-Нам внушали, что наша Армия сильна и непобедима.

Мы понимали — войны с немцем не избежать. Понимали и в Москве. И вот начало войны: кромешный ад, бомбежки, все вокруг горит. Но паники я не видел. Почему-то всем известна одна Брестская крепость. А подобный героизм был практически повсеместно. Мы стояли насмерть много дней. Не менее трехсот фашистов своей ротой покосили. В своем первом ночном бою я штыком заколол двух гитлеровцев. Жутко вспоминать.

Луна, жаркая ночь. Ползем по окопу, блестят немецкие каски. Немцы вели себя нагло. Спокойно разговаривают, рядом у ног автоматы. И тут наш резкий бросок. Помню, как с хрустом вошел штык в грудь первого немца. Потом сразу убил второго…

У нас не было автоматов. Мы были плохо вооружены. Во многом мы, к сожалению, побеждали не умением, а числом. Нас было многократно больше, чем врагов. И многие командиры в бою солдат не особо жалели. Но были и другие — вот помню полковника по фамилии Буйлук. Это был действительно отец нашей штрафной бригады. Я ведь был контужен, ранен.

Очнулся уже в плену. Бежал из плена сам. Но тогда всех пленных Сталин стриг под одну гребенку: ему плевать, что в плен в первые месяцы войны сотни тысяч наших солдат попали по его вине — если бы Кремль поверил сообщениям агентуры и разведцентров и подготовилась страна к войне, таких огромных людских потерь мы, конечно, не понесли бы. А то ведь первые месяцы войны — время постыдного, массового пленения необстрелянных, необученных солдатиков. Если вдуматься — это так же, как в Чечне — бросали в бой новобранцев…

Это сегодня побывавшим в Чечне в плену выходит милость. А тогда — хоть ты, из плена выходя, сотню фрицев убил — все равно в лагеря или в штрафбат.

Вдумайтесь: зачем изобрели заградотряды? Чтоб наш солдат знал: станешь отступать — свои пристрелят! А вот наш Буйлук умница был, каждым штрафником дорожил, это был настоящий военспец! Мы отбивали от врага Воронеж и вообще так умно и хитро дрались, что враг нес ощутимые потери. А мы 8-й раз отбили Воронеж и при этом всего 7 человек потеряли. Но самые тяжелые — первые месяцы войны. Сколько тогда точно мы потеряли и сколько в плен попало — до сих пор никто точно не скажет.

 

Авторский комментарий

Галина Алексеевна Гудилина, заместитель главы района по социальным вопросам, показала мне список погибших земляков, его недавно из военкомата принесли.

Тут самое время призадуматься о сырцовской фразе: «Нас в России погибло намного больше. Кто убит пулей, кто — словом и делом…». В списке военкоматов всего 530 человек кшенцев убитыми значатся. А ведь эта цифра — ложь во имя спасения авторитета командиров. НКВД контролировала, чтобы «с места не завышали цифры людских потерь в боях».

-Что значит «завышать цифры?» — говорит Галина Алексеевна. — Ясно одно — официальное число убитых солдат во много раз занижено! Мы составляли список для «Книги памяти» — там гораздо более точные данные. А краеведы наши кшенские имеют свои данные.

И в один голос утверждают: погибло кшенцев на войне не 530 человек, а не менее четырех тысяч.

Им больше верится. Ведь до сих пор мы составляем дополнительные списки убитых на войне. А «без вести пропавшие»? Хоть и значатся по другой графе — по сути это на 80 процентов те же погибшие в результате отступления плюс неразбериха с учетом личного состава…

 

Как Сырцов немцев порол

Сырцов, вспоминая, улыбается:

-Я, вероятно, был первым русским солдатом, который в первый же день войны выпорол шестерых немцев. Я говорю, нагло немец себя вел, пер через границу пьяным, иногда под граммофонную музыку, с выкриками: «Хайль Гитлер!»

Мы два тяжелых мотоцикла, а это шесть вооруженных гитлеровцев, неожиданно пленили. Командир начал допрос вести. А немцы хорохорятся, оскорбляют, плюются и кричат: «Хайль Гитлер!» Один фашист даже драться полез. Командир командует: «Надо за хамство наказывать! Сырцов — пусть разденутся, и ты их по голым задам хворостиной отходи…»

Спрашиваю фронтовика:

-И как, выпороли врага?

-С ба-альшим удовольствием! Через зады фашистские такого шороху им наделали, что сразу разговорились. И из какой части, и кто командиры, и куда путь держат.

Немцы силу понимают и уважают. А когда в плен попал, так однажды с фашистом один на один на кулачки бился. Враг мне зуб выбил. А я ему челюсть свернул, а потом так шмякнул, что он без сознания свалился. Мы ведь с отцом крепкие, мы и на медведя ходили, и на кабана, и на лося…

-А когда немцев пороли, о чем думали?

-Ну, столько лет прошло. Кажется, приговаривал: «Не лезь, сволочь, на чужую землю! У нас за это из голого зада барабан делают!»

И еще одна особенность художника Сырцова: почти не пишет Петр Романович картин о войне. Мол, нечего души теребить.

 

Как Сырцова секретарь на остров сослал

-Я ведь в Кшень вернулся только в 1968 году, здесь потом в «Сельхозтехнике» работал, моторы починял, а вот строиться не давали. Сначала, хоть я никогда и не был судим, стали милицию насылать: «Уезжай из Кшени, ты в плену был…»

Но ведь я в штрафбате так дрался потом, что тридцать три вины чужих искупил. Только все равно житья не давали.

Я было под мостом строить хатенку стал. Это сейчас можно строить хоть трехэтажку и где угодно, только бы деньги были. А тогда… Был такой секретарь райкома Камынин. Увидал, мимо проезжая, что я домик строю, сразу: «Кто строит? Кто таков?». И повелел: «Убирайся отсюда! Стройся хоть на Острове Любви, но чтоб с глаз долой!» И пришлось перетаскивать дом на новое место, вот сюда, на этот остров. Денег и сил на фундамент не было. Сляпал хатенку сам. Была жена, семья, теперь вот долгое время живу особняком. Как греческий оракул.

У меня 15 соток вокруг дома под огород. Сам в свои без малого 80 лет под лопату копаю, сажаю картошку, огурчики с помидорами. Хатенка, правда, моя сильно обветшала, того и гляди крыша рухнет. Раньше коз держал, только они стали живописи вредить. Надо им много времени уделять, а я решил все же тысячу картин написать, много планов в голове. На юбилей Пушкина картины заказали. В Госдуме 160 картин демонстрировал. Все те картины у меня в Москве, чтоб ворью не было повадно ко мне лезть. А тут оставил последние два десятка, чтобы закончить. Скоро и их в Москву отправлю…

 

Авторский комментарий

Признаться, в родных Тербунах автор часто ловит по ТВ курские программы и поэтому регулярно внимает речам генерал-губернатора А. Руцкого. Красиво тот говорит о поддержке творческих, одаренных людей. Может, прочтет очерк о художнике с Острова Любви и повелит сделать из избушки капитальный дом. Ну, пусть не такой особняк, как у его членов губернского правительства, а хотя бы в один этаж. И тогда будет какой-то реальный результат от губернаторских речей о том, как надо ценить и любить людей культуры…

 

Есть еще на земле меценаты…

Впервые «открыл» художника Сырцова местный скульптор Н.Я. Колесов. После того, как он показал картины Петра Романовича другому знатному земляку — известному на всю Россию скульптору В.М. Клыкову — пришло признание художника. О нем даже известный московский режиссер Н.Ф. Ряполов фильм снял. «Вспыхнуло утро» называется. Были шумные выставки в Москве, встречи с казаками и меценатами, беседы в Международном Фонде Славянской письменности и культуры.

Взбодрился Сырцов, получил заказы. Правда, пенсию ему пока не выплатили, а вот все, что он получил за несколько картин, ушло на холсты и краски.

-Сижу, гол как сокол. Робинзон с Острова. Только вместо Пятницы — Загадай. Но все же тысячу картин — напишу! Вот один глаз стал подводить. Это после контузии. Я ведь после войны немецкие подземные военные заводы помогал картографировать, планы цехов снимал…

 

Как Сырцов в подземелье чуть не погиб

Об этом случае рассказали в отделе культуры. Было это уже при освобождении Германии. Сырцов, как хороший картографист, был прикомандирован к группе, что обследовала немецкие подземные заводы. Те из них, что не успели взорвать…

Спустились под землю. Открыли одну дверь. За ней проход ведет еще к одной двери. Взломали и эту. Из цеха перешли в другой, снова уперлись в дверь. Сырцов с командой стал ожидать, когда откроют третью, а когда шлюз разошелся — раздался взрыв. Пошел газ — оказалось, немцы заложили заряд с отравляющим газом…

Еле успели вынести подоспевшие солдаты команду вместе с картографом Сырцовым. Долго болел Петр Романович, но железное здоровье переломило недуг, как тростинку свежий, сильный ветер…

 

Прощание с отшельником

Пришла пора прощаться… Загадай уже, кажется, охрип от лая. Затих, недобро посверкивая умными, острожными угольками глаз. Петр Романович выставил на погляд оставшиеся картины, на солнышко, рядом со спеющими яблоками.

Подписал мне набор открыток с репродукциями его картин. Показал свой огород, где краснеют помидоры и жухнет огуречная плеть. Дятел неторопливо подолбил сухое дерево за косматой от веток изгородью, создавая впечатление дремучей тайги, в которой обустроился этот несгибаемый старик, создавший уже около 700 живописных полотен, где на пейзажах льются алтайские реки, на ярких натюрмортах искрится солнцем кисть винограда рядом с обычным огурцом, где петухи клюют кукурузу, дети радуются жизни, а медведи ждут не дождутся назад, в тайгу, неутомимого отшельника.

Он проводил до калитки, пожелал по-отцовски здоровья и счастья, крепко сжав мою ладонь: «Я тебя уверяю: наша Россия еще заживет счастливо! Мы сами должны доказать, что наш народ — крепче всякого там американского…»

Он смотрел в самую мою душу взглядом человека, который, вероятно, знал судьбу своей Родины и желал ей добра и величия.

Пчела уселась отдохнуть на рубашку «островитянина». Легкокрылые ласточки порхали перед дождем, словно вслушиваясь в наши речи, а Загадай уже не лаял. Он смотрел теперь словно с укоризной. Мол, что же ты… Может, остался бы жить рядом с нами, на Острове Любви…

Сырцов долго смотрел вслед, опершись рукой на калитку. На минуту показалось, что остров не удалялся, а чудесными образом приближался, охватывая душу волшебством вдохновения. Вдохновением наполнена эта местность, в центре которой — избушка, где не мольберте потихоньку вырисовывается улыбающийся Пушкин. Пушкин — посреди Острова Любви…

 

Александр Елецких, фото автора


Опубликовано

в

от

Метки:

Комментарии

Добавить комментарий