Пасхальный червонец

ПАСХАЛЬНЫЙ ЧЕРВОНЕЦ

Утро вовсю уже проглядывало над холмами. Крупная роса серебрилась по изумрудным полям за Ельцом.

Пахло пролесками, черемухою и умиротворением.

На Пасху, на «табачке» опять народ радостно зашептался: купец Заусайлов опять выдает в честь Христова Дня – каждому по золотому червонцу…

Молодая женщина, с виду – девчонка вовсе, что принята была на работу за две недели до Пасхи, шла в один из дней Пасхальной недели —  по оживающему фабричному двору…

-Агафья Петровна! –Погодите…

 Молодая работница  обернулась. Окликнувший ее —  был сам хозяин фабрики, Александр Николаевич Заусайлов.

В парадном  мундире Действительного Статского Советника, по случаю праздника,   купец с добрым прищуром смотрел на нее, подзывая жестом.

— Христос Воскресе, барин! – женщина ожидала замечания, может , чего по молодости  в цеху не досмотрела…

-Воистину Воскресе! – купец медленно, важно похристосовался, обдав  растерявшуюся Агафью запахом дорогого одеколона…

Заусайлов, трудоголик, к 6 утра уже был, по заведенному режиму,  в конторе табачной фабрики. Имел цепкую память, из списочного состава работников, а это, почитай,  с тыщу с «хвостиком», знал по имени отчеству большинство…Он и на Пасхальную неделю не изменял своим привычкам. Приходил рано и все и всех  замечал.

-Агафья Петровна! – купец приветливо улыбнулся, продолжил:

-А Вы, любопытствую, уже получили к Пасхе свой червончик?

— Да какой же мне червонец то, если я на фабрике Вашей – без году неделя?  Или вы шутите, барин? – девушка покраснела, теребя руками подол праздничного платья…

-Нет. Нет, нет! – купец запротестовал. – Ну,  какие шутки, барышня! Пойдем е ка со мной…

Заусайлов поманил Агафью вслед за собой, подвел к двери бухгалтерии, подтолкнул оробевшую  молодую работницу к конторским…

-Выдайте как нашей новой работнице, Агафье Ивлевой, пасхальный золотой! Чтоб она нашей золотой работницей стала!

-Расписываться умеешь? – теперь он обратился уже к сробевшей Агафье.

-Да, я и Библию читаю, земскую трехклассную школу осилила… — Агафья взяла  большую,  конторскую, рыжую  ручку, обмакнула в чернильницу, расписалась : «Агафья Ивлева»…

Ну вот, порядок! – Купец улыбнулся и самолично выдал закрасневшейся от радости молодухе теплый, светящийся червончик…

Уже в цеху, сжимая в ладони золотой, Агафья осознала, что теперь она станет до седин своих  работать так, чтобы и перед Господом, и перед подругами по цеху,  да и перед самим фабрикантом Заусайловым – было ни чуточки не стыдно.

 И всякий раз в своей жизни, на Пасху, уже работая на новую, не признающую Господа  власть, что и Пасху то вроде отменила – Агафья Ивлева вспоминала свой первый золотой червонец, полученный из рук Александра Николаевича Заусайлова, что относился к своим рабочим, как к друзьям-сотоварищам, сослуживцам —  по большому, общему делу.

 И Дарили то теперь Агафье, труженице и передовице труда,  все больше красные Вымпелы, да Почетные Грамоты.

И вручал не самолично директор табачной фабрики, а парторг фабрики, либо начальник цеха. На День Сталинской Конституции, либо на 7 ноября.

 И шуршали густо  в сундуке стареющей работницы фабрики  эти  выцветающие бумажки,  с бородатыми ленинами —  сталиными, а проку от них было, что от козла-молока.

 И когда Пасху в Ельце опять стали широко и без утайки  отмечать, Агафья уже вышла на пенсию, и внукам своим не раз рассказывала, как ей Заусайлов на елецкой  «табачке»  самолично первый  золотой в ладошку положил…